О рецепции творчества Р. Роллана в СССР
(по материалам предисловия М. Горького к первому собранию сочинений Роллана)
Осенью 1927 г. Роллан отправил поздравление советскому народу в связи с 10-летием Октябрьской революции. Его поступок имел особое значение в контексте скандала, разразившегося за три месяца до этого в парижской эмигрантской прессе. Скандал был вызван публикацией в газете «L’Avenir» анонимного воззвания «Писателям мира», подписанного «Группа русских писателей. Россия, май 1927 г.», перепечатанного затем в самых влиятельных газетах русской эмиграции «Последние новости» и «Возрождение». В воззвании советская власть обвинялась в гибели лучших русских поэтов и писателей (Блока, Гумилева, Есенина, Сологуба и др.) и жестких репрессивных мерах по отношению к печатному слову: отсутствии у писателей возможности издавать свои произведения, цензуре, изъятии книг из библиотек и т.п. 29 августа 1927 г. известный писатель и переводчик Илья Гальперин-Каминский, сотрудник газеты «L’Avenir», обратился со страниц своей газеты к французским писателям с просьбой поддержать русских собратьев по перу. С августа 1927 г. во французской прессе развернулась кампания против политики СССР по уничтожению русской культуры и литературы. В течение последующих месяцев 1927 года газета «L’Avenir» публиковала отклики русских писателей-эмигрантов (среди них — И. Бунин, Б. Зайцев, Куприн, Мережковский и др.) на воззвание, полученное из Советской России. Роллан, состоявший в переписке с Буниным, Бальмонтом, Шмелевым, обратился к Горькому за разъяснениями по поводу этого воззвания. Горький ответил Роллану в письме от 29 января 1928 г.: «Когда я прочитал «Письмо писателей», оставшихся в России, у меня тотчас же появилось сомнение в том, что его написали литераторы и люди, достаточно широко осведомленные в этой области».[1] Таким образом, Горький, готовившийся к поездке в СССР, поддержал официальное мнение советской печати, выраженное в статье М. Кольцова (Подметное письмо // Правда. 1927. 13 августа), в которой это воззвание названо фальшивкой. Роллан, получив письмо Горького, опубликовал ответ Бунину и Бальмонту под названием «Ромен Роллан и Советская Россия. Ответ Константину Бальмонту и Ивану Бунину» в парижском журнале «Europe» 15 февраля 1928 г., а затем перепечатан на русском языке в газете «Сегодня» (1928. № 52. 23 февраля. С.12). В СССР письмо Роллана появилось в мартовском номере «Вестника иностранной литературы» (1928. № 3). В том же номере «Вестника» была опубликована статья А.В. Луначарского по поводу «фальшивки», сфабрикованной эмигрантской прессой. В своем ответе писателям-эмигрантам Роллан, основываясь на разъяснениях Горького, сослался на факты успешного развития советской литературы, приведенные Горьким. Просоветский ответ Роллана вызвал новый взрыв негодования писателей-эмигрантов. В письме к Шмелеву Бальмонт сообщает: «Деревянный Роллан написал глупейший ответ мне и Бунину, а изящные «П<оследние> нов<ости>» поторопились перепечатать это кваканье. Я послал в редакцию «П<оследних> н<овостей>» решительную брань за это. Написал вчера вулканический ответ Роллану и послал Гальперину-Каминскому, а Бюрэ (Эмиль Бюре – редактор парижской газеты «L’Avenir» - прим. М. А.) как раз просил меня написать ответ. И Бунину сейчас пишу. Капбретон. 1928. 20 февраля. Вечер»[2]. Размежевание Роллана с русской эмиграцией было воспринято в СССР как попытка сближения с советской властью после нескольких лет критики внутренней политики СССР, связанной с подавлением свободы личности и вождизмом. Это была не первая его попытка отнестись к происходящему в СССР положительно: в 1924 г. после смерти Ленина Роллан высоко оценил личность и историческую роль основателя первого в мире социалистического государства. В СССР власти сразу же откликнулись на поздравление Роллана: ему предложили издать полное собрание его сочинений. В октябре 1929 г. Роллан по просьбе советского руководства прислал кооперативному издательству «Время»[3] в Ленинграде уведомление об уступке прав на издание полного собрания его сочинений, которое стало первым собранием его сочинений не только в России, но и во всем мире, включая Францию.
Собрание сочинений Ромена Роллана готовилось издательством с особой тщательностью. Был создан специальный совет, утверждавший переводчиков и проверявший качество перевода. Как пример можно привести специальное заседание, посвященное обсуждению методики перевода повести «Кола Брюньон» в мае 1931 г. с участием А.В. Луначарского, академика С.Ф. Ольденбурга, литературоведа А.А. Смирнова, переводчика М.Л. Лозинского, главного редактора Г.П. Блока. Издание это в значительной степени носило экспериментальный характер: при жизни автора собрание его сочинений выпускалось в таком исчерпывающе полном объеме: 1) романы, 2) биографии, 3) драмы, 4) история музыки и 5) публицистика.
Сам Роллан очень внимательно наблюдал за изданием. Юридическим представителем его был А.Г. Пертцик. К работе над изданием была привлечена Государственная Академия художественных наук (ГАХН) во главе с президентом П.С. Коганом, ставшим одним из редакторов издания. За качеством переводов следила его секретарь М.П. Кудашева. Гонорар за издание Роллан передал Первому Московскому Университету для основания стипендий для студентов. Собрание сочинений Роллана печаталось под общей редакцией П.С. Когана и С.Ф. Ольденбурга. Уникальность этого предприятия, помимо всего прочего, состоит в четырех предисловиях, написанных Горьким, Луначарским, Цвейгом и самим Ролланом специально для этого издания и дающих исторический срез общественно-политических и философских взглядов эпохи сквозь призму оценки деятельности и творчества Роллана.
А.В. Луначарский о Ромене Роллане
Нас будет интересовать предисловие Горького, написанное для этого издания.
17 ноября 1928 г., вскоре после приезда Горького из СССР, председатель правления издательства И.В. Вольфсон обратился к Горькому с просьбой о предисловии для издания сочинений Роллана: «Как Вам известно, мы уже начали выпускать Собрание сочинений Стефана Цвейга. Мы уже выпустили 6 томов, готовим 7-й. В этом месяце у нас выйдет новое издание соч<инений> Цвейга.Теперь мы решили издать также собрание сочинений Ромена Роллана. В материальном отношении оно не может представить большого интереса, т.е. сочинения Роллана вряд ли могут рассчитывать на широкий сбыт, в частности, благодаря своему объему, но Роллан — классик, его сочинения — настоящая литература, и, несмотря на трудности, связанные с этим изданием, мы идем на это. Начнем с «Жана Кристофа», и после него выпустим, вероятно, или «Кола Брюньон», или «Очарованную душу».
В связи с этим начинанием мысли невольно обращаются к Вам. Вы много раз писали и говорили о Ромене Роллане. Вы писали о нем с такой теплотой и уважением, Вы так ценили его идеализм и мужество, что было бы совершенно естественно видеть первое в России собрание сочинений Ромена Роллана с Вашим предисловием. Поэтому я обращаюсь к Вам, дорогой Алексей Максимович, с просьбой написать предисловие к издаваемому нами собранию сочинений Ромена Роллана. В зависимости от того, располагаете ли Вы большим или меньшим количеством времени или в зависимости от Вашего желания предисловие может быть большего или меньшего объема — по Вашему усмотрению. <...>
Только я очень просил бы Вас, дорогой Алексей Максимович, не отказать в этом, т. к. я придаю большое значение тому, чтобы такое большое начинание, как Собр<ание> соч<инений> Ромена Роллана, имело именно Ваше предисловие» [1, с. 14].[4] Горький ответил издательству короткой телеграммой: «Согласен. Горький» (Неаполь, 25 ноября 1928 года) (АГ-10, 1, 47). [1, с. 14]
Для того чтобы иметь возможность издать собрание сочинений Роллана с предисловием Горького, издательство задержало публикацию почти на год. После того, как Горький согласился написать предисловие, выяснилось, что он не может этого сделать по причине отсутствия у него книг и записей о Роллане, о чем он уведомляет Вольфсона 21 декабря 1928 года: «Дорогой Илья Владимирович,—
должен отказаться писать о Роллане потому что все его и о нем книги оказались не здесь — в ящике, на чердаке,— а в Берлине, в моей библиотеке. Библиотека упакована в ящиках для отправки в Россию.
Понимаю, как это неловко вышло, да и хотелось бы написать о Роллане но — невозможно же писать, закрыв глаза. На его книгах отметки есть» [2, с. 14] (АГ-10, 1, 49). Однако председатель издательства не терял надежды: «Ленинград, 15 мая 1929 г<од>.
Дорогой Алексей Максимович,
Узнав из газет о предстоящем Вашем скором возвращении в СССР, я хочу просить Вас, не можете ли Вы проездом получить в Берлине Ваши материалы о Ромене Роллане, отсутствие которых мешало Вам написать предисловие к русскому собранию сочинений. Выпуск в свет задержался, так что все же очень хотелось бы получить Ваше предисловие. Да это соответствовало и Вашему желанию» [1, с. 14] (АГ-10, 1, 50).
Свое предисловие Горький начинает с признания, что он имеет «высокую честь считать Роллана своим другом» [2, с. 14].[5] В чем же видит Горький заслуги Роллана перед человечеством? Прежде всего, в том, что Роллан сохраняет веру в человека и в необходимость «неустанно творить культурные ценности». На фоне мрачных пророчеств гибели, «заката» Европы Роллан сохраняет оптимизм и говорит о возрождении Европы. Впрочем, оптимистом он Роллана не считает: Роллан – «идеальный стоик», обладающий последовательными убеждениями, позволяющими ему «уверенно делать свое дело поэта и мыслителя».
Он – автор «превосходной, чисто галльской поэмы “Кола Бреньон”». Горький выделяет именно это произведение Роллана как «самую изумительную книгу наших дней», а о самом Роллане он говорит, что его «сердце способно творить чудеса». Чудом является «бодрость» автора, его «непоколебимая и мужественная вера в своего, родного человека». Французский исследователь-горьковед Жан Перюс замечает по этому поводу, что сам Горький не создал такой книги о своем народе, оказавшись во власти того самого пессимизма-скептицизма, которые он считал недостатком, свойственным русскому народу.
Место Роллана, как и его моральный авторитет в современной ему литературе, Горький оценивает очень высоко: он называет его французским Львом Толстым. Однако, по мнению Горького, в отличие от Толстого, Роллан иначе оценивает роль личности в истории: «личность в истории имеет свое законное место, свое честное дело». И Горький продолжает литературные параллели: «Говорят: Р. Роллан — Дон Кихот. С моей точки зрения, это лучшее, что можно сказать о человеке», так как в игре враждебных сил истории «человек, который жаждет идеальной справедливости – тоже сила». Такая оценка скрыто полемически направлена против упреков Роллану в его «донкихотстве» со стороны наркома просвещения Луначарского в советской прессе.
У Роллана «есть чему поучиться», считает Горький, а именно - «подлинному гуманизму»: «Он гуманист и пацифист, но в подлинном и глубочайшем смысле этих понятий, — именно в том смысле, какой придает этим понятиям большевизм». Но большевизм придавал совсем другое значение этим понятиям, как следовало из оценки творчества Роллана большевистскими идеологами Л.Д. Троцким и А.В. Луначарским, высказанной, в частности, в ходе дискуссии Роллана с Барбюсом. Очевидно, что Горький строит образ Роллана вопреки устоявшимся официальным мнениям, опираясь на тот непреложный факт, что Роллан – «писатель-друг» СССР: «Роман Роллан не может не знать, что дело нашего века — беспощадное дело, но очевидно, что он хорошо понимает историческую необходимость этого дела и величие его» [2, с. 14].
Индульгенция, выданная Горьким Роллану, подкрепляется рядом аргументов, которые приводит Горький в качестве неопровержимых доказательств лояльности Роллана. Первый и главный аргумент – высокая оценка, данная Ролланом личности В.И. Ленина: «Ленин - самый великий человек дела нашего века и самый бескорыстный».
Горький вынужден признать, что при этом Роллан «недостаточно определенно формулирует свои симпатии к классу, который в Союзе Советов взял в свои руки руль власти и правит жизнью страны» [2, с. 14]. Но так как Роллан живет не в Союзе Советов, его «сознание организуется условиями иного, не нашего бытия» [2, с. 14]. Интересна здесь и проговорка («нашего бытия») самого Горького, еще окончательно не вернувшегося на родину, но уже не отделяющего себя от нее (за год до написания статьи Горький впервые после долгого перерыва посетил СССР). Эта проговорка объясняет несколько менторский тон Горького, который усиливается к концу статьи. От сомнений, которыми были проникнуты его письма Роллану в начале и середине 20-х годов, не осталось и следа. Теперь по отношению к Роллану Горький берет тот же тон, каким он обращается «к молодой пролетарской интеллигенции»: «доброго и строгого старшего брата, не скупясь на хвалы и порицания», как замечает ему Роллан (Ср. в письме к Горькому Роллан пишет: «Дали ли Вы Андре Жермену право публиковать во Франции все Ваши новые произведения? Я был бы огорчен этим, так как, отдавая дань его свободомыслию, должен сказать, что оно, как и его журнал «Ревю Эропеэн», носит чисто эстетический или «эстетский» характер и что оно чуждо действию.— Я предпочел бы видеть напечатанными некоторые Ваши газетные статьи, в которых Вы обращаетесь к молодой пролетарской интеллигенции, как добрый и строгий старший брат, не скупясь на хвалы и порицания. Это была бы захватывающая картина новых полей духа, оплодотворенных чудесной жизненной силой народов СССР» [3, с. 14][6]).
Теперь, защищая Роллана от возможных упреков, он одновременно делает вывод о том, что при всех его достоинствах искусство Роллана – «вчерашний день», так как искусство (Горький приводит цитату из К. Маркса) «не всегда предшествует делу жизни, трагической игре истории - чаще оно не поспевает за нею, опаздывает». Но надо «оглядываться назад», чтобы «знать, каким должен быть завтрашний день». Горький не замечает противоречия, в которое впадает в своей статье, предлагая советским читателям и литераторам «поучиться» у уже «устаревшего» гуманиста Роллана.
Таким образом, в сладкой облатке предисловия друга оказалась горькая пилюля. Действительно, полный сомнений Горький 1922-1923 гг. (а именно на это время приходится пик переписки писателей) остался в прошлом, и в 1929 г. Горький становится другим – он сделал свой выбор и готов отвечать за него. Это отражает и изменившийся тон писем обоих писателей. Теперь Горький отделяет себя как «человека-творца новой жизни» от Роллана, «человека-помощника его». Об этом пишет Горький 13 сентября 1929 г. в газете «Известия», объясняя, что ставить вопрос о гуманном и бережном отношении к человеку его заставляет «не сентиментальный гуманизм, а сознание необходимости экономить энергию человека-творца новой жизни и человека-помощника его в этом «величайшем деле века», как сказал Ромен Роллан».
Источники
- Архив А.М. Горького. Т.10. Кн.1. М. Горький и советская печать. М.: Наука, 1964.
- Предисловие Горького цит. по изданию: Роллан Р. Собр. соч. Т. 1. Л.: Время, 1930.
- Архив А.М. Горького. Т.8. Переписка А. М. Горького с зарубежными литераторами. М.: Наука, 1960.
- Архив А.М. Горького. Т. 15. М. Горький и Р. Роллан. Переписка (1916-1936). М.: Наука, 1995.
[1] Архив А.М. Горького. Т. 15. М. Горький и Р. Роллан. Переписка (1916-1936). М.: Наука, 1995. С. 144-147. См. прим. к письму на с. 405-406.
[2] За свободу! 1927. № 289. 17 декабря. С. 3. Цит. по: Встреча : Константин Бальмонт и Иван Шмелев : Письма К.Д. Бальмонта И.С. Шмелеву. Вст. ст. и публикация К.М. Азадовского и Г.М. Бонгард-Левина // Наше Наследие. №61. 2002. URL: http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/6117
[3] Издательство «Время» (1923—1934) было Промыслово-производственным кооперативным товариществом. Председателем правления издательства являлся Илья Владимирович Вольфсон, главным редактором — Георгий Петрович Блок. И тот и другой были ранее известны Горькому по работе в издательстве Гржебина. Кроме правления, в издательстве существовал Контрольно-ревизионный совет во главе с академиком С. Ф. Ольденбургом. В 1931 г. создан редакционный совет. 4 мая 1931 г. председателем совета был избран А.В. Луначарский. Среди книг серии зарубежной художественной литературы, на которой специализировалось издательство, помимо книг серии «занимательной науки», основное место занимает издание авторизованных собраний сочинений Стефана Цвейга и Ромена Роллана (начало выходить в 1930 году). Оба собрания сочинений вышли с предисловием Горького.
[4] Цит. по: М. Горький и советская печать. Серия «Архив А.М. Горького». Т.10. Кн.1. М.: Наука, 1964. С.46-47. Далее в статье это издание обозначается как АГ-10 с указанием тома и страницы.
[5] Предисловие Горького цит. по изданию: Роллан Р. Собр. соч. Т. 1. Л.: Время, 1930. С. 3-9.
[6] Переписка А. М. Горького с зарубежными литераторами / Ред. коллегия: Н. Н. Жегалов и др. Серия «Архив А.М. Горького». Т. 8. М.: Наука, 1960. С. 345.