В программе советского культурного строительства 1920–1930-х гг. приоритетное место отводилось литературному фронту. Стояли задачи создать новую литературу и нового писателя — и одновременно вырастить советского читателя. На эти цели были направлены беспрецедентные усилия пропаганды, обучения, культурного воспитания масс. После окончания нэпа, начиная с рубежа 1920-х-1930-х, постепенно складывались жесткие нормы издательской политики, строгий селективный канон авторов и произведений, в том числе и зарубежных. Шел отбор иностранных авторов, достойных того, чтобы их переводили и печатали в СССР. Апроприация западной литературы имела многообразные формы и была сложным процессом, в котором активно участвовали идеологические органы, критики, издатели, читатели.
Что интересует вас больше всего? Плакат. Художник Ф. П. Слуцкий. 1929
Важным звеном в формировании советского канона французской литературы было правильное воспитание читателя. Обратная связь с аудиторией была важной стороной государственного книгоиздания. Эта обратная связь демонстрирует все возрастающую власть канона над советским читателем – но показывает и упорно сохраняющийся, несмотря на все усилия литературно-пропагандистской машины, сохраняющееся разнообразие мнений и оценок.
В 1930-х гг. ГИХЛ печатал на своих изданиях просьбы присылать впечатления от прочитанной книги. Читателей просили сообщать свои данные: имя, фамилию, отчество, место работы и жительства, возраст, профессию, партийность. Поступившие в отзывы читателей сортировались и обрабатывались массовым сектором Государственного издательства художественной литературы (ГИХЛ; создано на базе Госиздата в 1930). Некоторые отзывы отбирались для публикации в бюллетене ГИХЛ «Художественная литература». Обычно эти отзывы были совершенно сходны с тем, что писала советская критика о том или ином зарубежном авторе: воспроизводятся клише из предисловий и статей, как, например, в этом отзыве на роман А. Мальро «Годы презрения»:
Эта книга дает читателям закалку в борьбе против фашизма и угнетателей, воспитывает человека в стойкости и возмужалости до конца за дело пролетариата-коммунизма. В лице Касснера и летчика я видел в этой книге стойких борцов за дело мирового пролетариата против всемирного угнетателя-капитализма и фашизма, ненавидевших все свободное человечество
Электромонтер судоремонтного завода «Мурманскрыба»
Ф. С.Фролкин, 18 лет. 21.06.1937.
РГАЛИ. Ф.613. Оп.1. Ед. хр. 443. Л.14.
Неграмотный ребенок – позор для матери. Плакат. Художник И Громицкий. 1930.
Среди наиболее активных читателей, часто присылавших отзывы, ГИХЛ формировал отряд «народных критиков» — книжкоров. Были и деткнижкоры - школьники, писавшие о детской литературе. Книжкоры, любители чтения, отобранные издательством, становились постоянными «рецензентами-любителями» . Книжкорам издательство иногда посылало книги с заданием написать о них, а также дать их для прочтения своим родным, коллегам, знакомым, потом опросить их, записать и прислать их мнения.
Вот пример отзыва книжкора на роман Альфонса Шатобриана «Бриера»:
Автор, конечно, не наш, его установки нам неприемлемы, чужды. Мы знаем путь к радостной жизни, но мы обязаны благодарить Шатобриана за то, что он показал правдиво волчий закон капитализма. Эта книга напоминает нам о проклятом прошлом, от которого мы ушли… Поэтому перевод этой книги надо приветствовать. И читатель сам, я говорю о советском читателе, сделает вывод, подправит неверные места в мышлениях автора (в объективной его установке).
М.И. Мазур, 5.10.1936, Москва.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 689. Л.1–2.34.
Именно такие читательские отклики в первую очередь отбирались для печати.
Однако в фонде ГИХЛ в РГАЛИ сохранились также и неопубликованные письма читателей; исследование всего массива отзывов позволяет увидеть, что рецепция зарубежных, в том числе французских, авторов вовсе не сводился к воспроизводству общих мест, которые транслировались литературной критикой. Например, и книжкоры, и рядовые читатели позволяли себе спорить с критиками-профессионалами и выражать собственное мнение.
Все в библиотеку! Плакат. 1929.
Бдительные читатели порой обнаруживают в романах политические ошибки — и требуют их исправить, нимало не сомневаясь, что имеют право корректировать и писателя, и издателей:
Товарищи! Выпущенная Вами книга Андре Мальро «Годы презрения» — книга очень интересная, книга, которую хочется дать прочесть каждому читателю, каждому товарищу. Но, к сожалению, есть одно «но». В книгу эту ворвалась большая и очень неприятная ошибка. На стр. 88… есть такая фраза: «От Тельмана до Торглера, от Людвига Ренна, до Осецкого, день за днем они идут к тому, что во все времена было самым высоким в человеке, идут с уверенностью жизни — к смерти».
Как-то тяжело и неприятно, что в такой прекрасной книге допущена такая тяжелая и оскорбительная ошибка… Мне кажется, что о предательстве Торглера было известно и до опубликования постановления КПГ (от 19.12.35. «Правда» 27.12.35). Кроме того по поведению Торглера на процессе поджога рейхстага видно было всему миру что ставить его в один ряд с Тельманом, Димитровым — это делать грубую политическую ошибку, если не сказать больше. Книжку эту нужно выпустить большим тиражом, исправив эту грубую ошибку. Работать с ней придется, очевидно, разъясняя суть этой ошибки. Хотелось бы получить от Вас разъяснения по этому вопросу и так же и совет: как-же быть? Жду Вашего ответа.
С товарищеским приветом, Глезарова, зав. библиотекой
Высшей Коммунистической с/х школы им. Кагановича.
Москва, ул. Кирова.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 443. Л.5.
Из отзывов явствует, что даже в 1930-е гг. критик не обладал непререкаемым авторитетом. Так, один из читателей смело вступает в полемику с автором предисловия Л. Сейфуллиной:
«Бриера» Альфонса Шатобриана — произведение высокой художественности. Автор мастерски справился с возложенной на себя задачей — сообщить широким массам то, о чем он хотел сказать, — отнюдь не «невольно», как отмечено в критике Сейфуллиной. Спрашивается, тов. Сейфуллина, автор, по-вашему, раскрыл такую картину только невольно — мимоходом? По-вашему, что кроме этой картины большую и основную часть романа писатель посвятил «лепету» современной буржуазии? Интересно знать, как Вы это находите в строках, нисколько об этом не говорящих. Может быть, Вы большой виной автора считаете, что он не постарался раскрыть причин, которые порождают зло?.. Согласитесь, что Вы не правы! Шатобриан написал книгу, в которой ясно показал жизнь неимущих бриеронцев. Если он умолчал о причинах, следствие которых — жизнь на Бриере, то это не дает права обесценивать его произведение. Далеко не обязательно, чтобы ребенок получал пищу только в разжеванном виде. Он должен поработать — жевать, ибо эта работа для него гораздо полезнее. Точно так же читатель, прочитавший книгу, не обязательно должен получить из нее все и на этом успокоиться, не дав ни единого толчка мысли. Произведение «Бриера» как раз заставляет читателя несколько призадуматься: почему это так получается?
Г.И.Сурдин, КирССР, Беловодск. 26.02.1937.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 689. Л.9–10.
Еще один выразительный пример резкого несогласия с профессиональным критиком — негативная реакция читателя на идеологический штамп в предисловии к роману П. Низана «Антуан Блуайе»:
Книга исключительно правдиво и хорошо передает переживания, вернее, целую жизнь среднего человека, не только в буржуазной стране. Совершенно непонятно, почему редакция считает, что это судьба человека, “оторвавшегося от класса”. Разве жизнь Блуайе была бы лучше и полнее, если бы он не шел вверх по социальной лестнице? Предисловие подтверждает только то, что его лучше всего не читать, а если и читать, то не особенно ему верить — сплошная псевдо-марксистская белиберда. К счастью, прочитав Низана, забываешь и не веришь предисловию.
Служащий, врач, 39 лет, Харьков. 30.04.1935.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 471. Л.1.
«Народные рецензенты» критикуют и комментаторов:
При переиздании «Кола Брюньона» для массовой публики не так важно, по-моему, объяснить, что такое «Вельзевул» или «импровизировать» («Вельзевулом» в другой деревне еще обругают друг друга, а «импровизировать», в конце концов, легко распаковать тем или иными способом — спросить у знающего товарища, а то случайно и словаришко у кого-нибудь под руками есть), но вот, например, кто такой Полиоркет (стр. 207), Антабан (стр. 23), матадор Франка Триппа (стр. 29) и т.д. — об этом не всякий может легко найти справку. Тут есть упущение!
Научный работник. 36 лет. 28.07.1935.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 558. Л.3.
Только что читала «Кола Брюньон» Ромен Роллана … На стр. 85 мои глаза упали на примечания. Читаю: Венера — богиня красоты и любви у древних греков. Разве? До сих пор я думала, что Венерой свою богиню красоты и любви называли римляне. Фавны (стр. 88) тоже отнесены к греческой мифологии. Эти примечания сбили меня с толку, или я не права, или, если права, то я должна подвергнуть сомнению и другие примечания этой книги. Артаксеркс — царь Персии, а вдруг нет, а я запомню и скажу где-нибудь — оскандалюсь!
Домашняя хозяйка. 9.08.1935.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 558. Л.7.
В конце этого письма имеется приписка от руки работника массового сектора: «т. Оборину к разговору». Из этого следует, что конструктивную читательскую критику издательство принимало во внимание.
Громкое чтение: 1. Газет. 2. Рассказов. 3. Научных книг. Плакат-наглядное пособие Главполитпросвета.
Читатели также поправляют переводчиков и даже автора, как, например, одесский книжкор:
О «Кола Брюньоне» мне, собственно говоря, почти нечего сказать. Об этой книге уже столько писалось, что мой слабый голос ничего не прибавит к общему хору восторженных похвал Единственная неувязка, замеченная мною, следующая: описывая осаду г. Кламси византийскими войсками во время масленицы, т.е. в феврале (этот раздел датирован и самим Брюньоном концом февраля), Роллан останавливается на моменте, когда маленькая Глоди свалилась в ров за городской стеной «на цветущую траву» и «рвала букет» (стр. 42). Это, безусловно, ошибка автора или переводчика, потому что в феврале и марте, как известно, и в Бургундии, т.е. в Северной Франции, поля покрыты снегом, а не цветами. Эту ошибку необходимо исправить, а если это недосмотр Роллана, то надо его поставить в известность.
Второй, на мой взгляд, некоторый недочет относится к переводчику Лозинскому. Мне пришлось прочесть эту книгу раньше в другом переводе без применения приема Лозинского сопоставляя переводы, мне этот прием показался вначале удачным, но затем слишком частое его применение (а местами и не совсем удачное) оставило неприятный осадок — ощущение некоторого пересола, которого можно было бы избежать при хорошо развитом чувстве меры. Местами у читателя получается впечатление, словно он слышит прибаутки не чистокровного француза, а владимирского или орловского краснобая. И с другой стороны от этого должна была пострадать точность перевода.
30.08.1935.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 558. Л.10–11.
Слова «Это, безусловно, ошибка автора или переводчика» на полях отчеркнуты ручкой работником массового сектора. В конце письма – приписка работника массового сектора: «Послать Красниковой для подробного разбора».
В городской библиотеке. Фото Л. Шокин. 1930-е.
Еще один тип отзывов — те, что содержат личные истории, которые, с одной стороны, отражают идеологию и менталитет эпохи, и в то же время, представляют собой человеческие документы, показывающие, что французская литература для многих советских читателей стала любимым чтением, важной частью жизни и настоящей ценностью.
Дорогие товарищи! Благодарю вас за выпуск книги нашего великого друга Роллана «Кола Брюньон». Я купил ее в райотделении КОГИЗ’а 25.02.1935 г., а 27-го уже закончил чтение. Я читал ее при свете свечи, т. к. возвращаюсь с работы поздно, а в полевых условиях не только электричества, но и керосина не видишь. Однако, несмотря на примитивную обстановку, я читал ее с упоением и с большой пользой для себя. Я работаю в трудных условиях, специальность моя обязывает вести бродячую жизнь, и вот бывает, порой взгрустнется поневоле, примерно так: «Все люди как люди, живут и работают в нормальных условиях, пользуются всеми благами зажиточной и культурной жизни, а ты вот мыкайся по степям и горам и превращайся из инженера в дикаря». Газет иногда не видишь по неделям. Культурных развлечений: кино, театра, музыки, даже о радио речи нет. И так целыми месяцами напряженный, без выходных дней труд. А тут жизнерадостный Кола Брюньон говорит своим сочным языком: «Жив курилка… Все будет наше, ничто не уйдет от нас… Всякий родился королем!» — и я сразу воспрянул духом и бросил к черту нытье. Побольше таких книг!
Геоработник Оленин, Северо-Кавказский край. 30.07.1935.
РГАЛИ. Ф. 613. Оп. 1. Ед. хр. 558. Л.5.
Главной целью обратной связи с читателем был «мониторинг» хода литературной работы, результатом которой виделась в идеале окончательная «смычка» между издателем, критиком и читателем. Такая «смычка» должна была стать итогом тщательной селекции и адаптации французских авторов к советскому литературному контексту. Тем не менее изучение документов эпохи показывает, что и во второй половине 1930-х гг. до такой монолитности было еще очень далеко. Разброс читательских мнений отражает и сохранявшееся разнообразие обмелевшего, но отнюдь не иссякшего потока зарубежных книг.
Установка на то, чтобы представить читателю многомерную и нелинейную картину современной французской литературы еще сохранялась в эпоху открытости сталинского режима внешнему миру — в период народных фронтов, когда СССР стремился возглавить международное антифашистское движение и привечал разных демократически и прогрессивно настроенных авторов. Следующей точкой бифуркации стал 1937 год — после московских процессов сталинский режим все решительней закрывается от внешнего мира, начинается отход от СССР бывших друзей и сочувствующих, и круг разрешенных авторов стремительно сужается и идеологически унифицируется.
Литература:
Вьюгин В.Ю., Нечаева М.Н. Материалы к социопортрету читателя «Литературной учебы» // Институты культуры Ленинграда на переломе от 1920-х к 1930-м годам: Материалы проекта. http://old.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=BSh85kV3qY4%3d&tabid=10460
Добренко Е.А. Формовка советского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб.: Академический проект, 1997.
Кларк К. Москва, четвертый Рим. Сталинизм, космополитизм и эволюция советской культуры (1931–1941). М.: Новое литературно обозрение, 2018.
Соцреалистический канон / ред. Х.Гюнтер, Е.Добренко. СПб.: Академический проект, 2000.
Панов С.И., Панова О.Ю. Издатели и читатели французской литературы в СССР в конце 1920-х — 1930-е гг. // Новейшая история России. 2021. Т. 11. № 3. С. 738–754.